В эпоху легких форм и современного искусства Александр Домогаров остается этаким мамонтом, который с каждым годом к выбору материала подходит все более осторожно. Более того, каждую работу пропускает через себя, порой жертвуя здоровьем. Главная награда — неизменно полные залы, овации и охапки цветов, которыми зритель одаривает его на протяжении десятилетий, как пишет Стархит.
Новый герой Домогарова описывается как «немного мистический, демонический, самолюбивый, наделенный мятежным духом, когда-то ведший разгульную жизнь, но теперь остепенившийся». Каким будет его Евгений Арбенин в спектакле «Маскарад»?
Давайте начнем с того, чем вы живете последние месяцы. Наверно, все мысли сейчас только об одном…
Чем я сейчас живу? Я живу в Театре армии, вся жизнь сводится к сцене, репетициям, текстам. Ничего другого не буду устраивать, даже юбилейный вечер перенес на октябрь. Если раньше я мог соединять два процесса, то, наверно, в этом отличие 60-летнего человека: пришел к выводу, что надо сделать что-то одно хорошо, и это будет спектакль. Как человек сомневающийся, надеюсь, все получится. Силы положены, конечно, колоссальные — и наши с Ниной Владимировной Чусовой, и со стороны театра. Проект большой, технически сложный, для артиста трудный. Потому что это «Маскарад» Лермонтова, 1835 год, и мы пытаемся найти какие-то параллели с 2023-м, чтобы нынешнему зрителю было интересно.
Почему взялись именно за это произведение? Ричарда вы хотели сыграть, чтобы примерить такую неоднозначную личность на себя — его пластику, темное нутро. Как вот в этот раз было? Что вас в этой роли привлекло — тоже изучение природы героя?
На самом деле у нас с Ниной Владимировной давно шла речь о «Маскараде» в Театре Моссовета. А вообще история начиналась еще с Павла Осиповича Хомского (худрук театра до 2016 года, — прим. авт.). У него родилась идея, и мало кто знает, что мы даже репетировали несколько раз в его кабинете: полгода встречались, читали, он мне очень много рассказывал и, наверно, зерно было посеяно именно тогда. Ты понимаешь масштаб пьесы и масштаб роли, хотя, возможно, многим «Маскарад» уже навяз в зубах, потому что его часто ставят. Совсем не простая пьеса, хотя, казалось бы, крайне проста — бытовая мелодрама. Но тут зарыто глубоко. Я хоть и много лет прожил и повидал разных материалов, здесь, когда начал вчитываться и вгрызаться в слова, делал открытие за открытием. До сих пор не понимаю, как можно такое написать в 23-24 года. До меня только сейчас доходит смысл фразы:
Что такое жизнь? Жизнь — вещь пустая. <…>
Что жизнь лишь дорога, пока она прекрасна,
А долго ль!.. жизнь как бал —
Кружишься — весело, кругом все светло, ясно…
Вернулся лишь домой, наряд измятый снял —
И все забыл, и только что устал.
Но в юных летах лучше с ней проститься,
Пока душа былым еще не тяготится…
Кружишься — весело, кругом все светло, ясно…
Вернулся лишь домой, наряд измятый снял —
И все забыл, и только что устал.
Но в юных летах лучше с ней проститься,
Пока душа былым еще не тяготится…
То есть, пока в тебе нет нагромождения всей жизненной истории и она не начинает давить. Что ни фраза — можно выписывать отдельно и вставлять в рамочку. Казалось бы, сцена мужа и жены… Столько нюансов вырастает после отравления Нины, что я даже не знаю, кем становится Арбенин. Мы можем додумывать, домысливать, как он наблюдает, что с человеком происходит на его глазах. Он же видит, он же знает! И только в конце сцены говорит, что дал яд. Помимо того, что Евгений высказывает свои претензии, что он, должно быть, переживает внутри! Это сильно выходит за рамки обычной семейной драмы, трагедии с отравлением супруги. Перед нами какое-то философское размышление на тему существования человека N со странным прошлым: «женился и богат, стал человек солидный» <…> «глядит ягненочком, — а право, тот же зверь». Какой зверь? Кем он был? Есть что зрителю рассказать. С Павлом Осиповичем я был еще слишком молод, я категорически не мог этого сделать. Сейчас, наверно, пришло то время, когда можно что-то свое сказать в «Маскараде».
Много ли в этой роли для вас неудобного, некомфортного? Того, что вы как раз любите в своих новых героях.
Да практически все. Начинаешь вчитываться и понимаешь, насколько много в ней можно вскрыть. Зачем человек по фамилии Арбенин пошел в игорный дом, живя с молодой женой и будучи очень богатым? Что им движет? Не удалась жизнь? Греет кровь? Ситуация, что бывший игрок? Слова-слова…. Зачем он полез в эту клоаку, где люди играют на имения, на жизнь, на эполет….
И зачем?
Есть ответ, попытаемся дать его на сцене. Но опять же, это наш ответ, и зрителю судить — попали мы или нет. Каждый поворот сюжета мне, артисту Домогарову, задает вопросы, и я счастлив, что мы снова с таким сталкиваемся. Опять я иду по пути адовой муки, опять у меня руки-ноги не двигаются, опять не знаю, как говорить — речевой аппарат не доносит ту мысль, которую я хочу, он еще не слушается меня так, как должен.
Ну вы же любите через преодоление….
А по-другому нет смысла браться, если с холодным носом! Я знал, что будет сложно. Спектакль для меня физически очень тяжелый. Это не выйти и просто провести три часа. Это колоссальные монологи, огромная энергия, смыслы, наполнение сцен.
Текст остался в стихах? На всякий случай уточняю, так как сейчас даже классику иногда переводят из поэзии в прозу.
Да, основа останется та же. Мы не Марчелли, простите, мы не можем Шекспира переписать, нам хватает совести этого не делать. Есть какая-то компиляция, которая, как мы считаем, необходима, чтобы выявить драматическое направление спектакля. Но стараемся действовать максимально тонко.
Вообще, когда я перечитывала «Маскарад» недавно, в какой-то момент появилось ощущение, что это же вы и есть Арбенин, вы похожи. Его описывают как «немного мистического, демонического, самолюбивого, наделенного мятежным духом, когда-то ведшего разгульную жизнь, но после женитьбы остепенившегося».
В пьесе Арбенин показан как герой, уже слепленный судьбой. Которая ему дает право так себя вести, которая дает ему силу так себя вести. Понятно, что девочка Нина гораздо моложе Арбенина, и мне, 60-летнему мужчине, известно, что такое разница в возрасте в 12 лет и больше. У меня в жизни это было, я знаю, что такое молодая женщина, которая находится рядом. Но мои знания по сравнению с Михаилом Юрьевичем — мизерные. Здесь заложено гораздо больше, здесь и счет гораздо больше: Евгений прожил жизнь гораздо более серьезную и страшную. Он сыплет яд в мороженое, и это поступок, свойственный человеку, у которого нет границ. Убить близкого. Что же внутри должно произойти, чтобы решиться на такой шаг? Не ударить, не устроить скандал, не развестись. Убить! Но он другого выхода не видит. Убивая ее, он убивает себя. Сцена страшная, становится не очень приятно, если откинуть все литературные надстройки и просто представить жизненную ситуацию. У нас, в 2023 году, это будет своего рода высказывание на тему — как может человек понять предательство. Мы пытаемся докопаться до сути.
Уже наступил мандраж, который бывает перед новыми постановками, да и просто перед каждым спектаклем? Андрей Кончаловский, кажется, говорил, что вы перестаете вообще спать.
Еще нет (мы беседуем 28 июня, — прим. авт.). Я просто пока не верю, что это 12-го произойдет. Но пути назад нет. И всегда кажется, как будто не хватает времени. Месяца. Я даже не могу описать словами свое состояние — это психосоматика, она отказывается подчиняться разуму. Ты перестаешь спать, перестаешь есть, перестаешь воспринимать действительность…. Уже сейчас я могу среди ночи во сне осознать, что забыл фразу. Хреновый звоночек.
Только перед театральными премьерами так или что-то еще способно настолько же взволновать?
Это относится к любому важному делу. Недавно, кстати, размышлял, почему я выбрал себе такую профессию, чтобы всю жизнь сдавать экзамен. Кто-то в 10-м классе или в институте отмучился и забыл, а у меня они снова и снова. Последние 20 лет — регулярно. И здоровья это не прибавляет. Для меня каждая премьера — каторга. Читаю, как поклонники радуются и думаю: если б вы знали, что за этим стоит. Вовсе не праздник. Он наступает потом, если все удалось. Нет, не на поклонах, там ты еще не понимаешь, что сделал…. Сильно позднее. Сначала случается провис твоего сознания, затем анализ: что вышло хорошо, а что — не очень, и следом происходит откат — к началу дня N.
Ну вы же и удовольствие получаете от процесса, репетиций?
Оно тоже позднее приходит, когда спектакль встает на рельсы, начинает дышать. Вот женщина, которая рожает дитя, она что, получает удовольствие от процесса? Она же кричит, матерится, ей больно. Там не радость и цветочки в глазах. Возможно, не очень подходящее, но, по-моему, достаточно близкое сравнение. Вылезает на свет некое существо — правильно, неправильно, криво, боком. Праздник будет, когда ребенок задышит, издаст первые звуки, начнет улыбаться своим беззубым ртом. Потом — взросление, старение… Настанет и момент «не хочу» или «дайте мне время подумать». Потому что уже так, как играл, не хочется, а как хочется — еще не пришло. Ты ведь тоже взрослеешь за эти полгода-год, посещают уже другие мысли. Если за месяц ставить, потом ничего и менять не будешь, потому что тебе это неинтересно априори, ты не задаешься вопросом — зачем я здесь и что делаю? Это, скорее, чтобы галочку поставить себе в календарике.
Наверняка вам предложат войти в труппу Театра Армии? Не думали об этом?
Здесь я приглашенный артист, им и останусь. Но я не чувствую, что я приглашенный артист. При этом я артист Театра Моссовета, но я не артист Театра Моссовета. Номинально там состою, но такого театра больше нет. Наверно, мысли предложить мне перейти в труппу Театра Армии у руководства проскакивают, но нет, я не уйду из Моссовета.
Но там же вас душат.
Меня никто не душит. Меня там просто нет, не хочу с этими людьми иметь ничего общего. Но останусь, пока не увижу их катастрофу. Допускаю, правда, что сам быстрее умру, а они окажутся долгожителями. Но я не верю, что им не воздастся.
Моссовет все-таки ваш дом. Вы от многих предложений заманчивых отказывались в его пользу. Осталось ли там еще хоть что-то, что вам дорого или вы просто работаете, чтобы жил «Ричард», в который вложено столько сил?
Ничего не осталось, я приезжаю отработать спектакль. Не узнаю коллег, не узнаю театр, ничего не узнаю.
Кстати, стало тяжелее играть в связи с атмосферой, как-то это отразилось на сыгранности с партнерами, вообще на взаимоотношениях с ними?
Мы не общаемся, у меня разделение — они для меня представляют интерес только как артисты, которые выходят вместе со мной на сцену.
Друзей, получается, тоже не осталось?
Их и не было.
Ну как, Ирина Климова, Ольга Кабо….
Время все расставило на свои места. Я отношения не рвал. Если раньше они спускались ко мне на третий этаж и сидели разговаривали, выясняли, то теперь нет. Что-то их отвадило. Не могу про себя сказать, что я к кому-то из них приходил в гримерки или с ними хороводы водил. Пришла новая власть, я занял определенную позицию — и люди перестали ко мне заглядывать. Я их зачеркиваю — вот эти фамилии, которые ты сама и упомянула. Я же понимаю, почему так. Жалею ли? Нет, не жалею. А чего мне жалеть тех, кто меня предал?
Вы говорили, что легко просите прощения. А легко ли прощаете?
Никогда не прощаю. Я могу простить ошибку. Но никогда не прощаю предательство.
Что касается трилогии Андрея Кончаловского, почему вы больше в ней не задействованы?
Андрей Сергеевич так решил. Я что должен был сделать? Позвонить, спросить — почему вы меня сняли? Я не стал звонить. Мне понятно почему — теперь я не в его орбите. Просить и умолять не буду.
Многие ходили ради вас на эти спектакли.
Мои роли, не мои, хорошо я делал, плохо — так посчитали художники. Марчелли посчитал, что я ему не нужен в театре, Андрей Сергеевич посчитал, что я не должен работать в трилогии. У меня тоже есть самолюбие, мне, в конце концов, 60 лет. Я не студент и не мальчик. Наверно, есть мысли убрать и «Ричарда», чтобы вообще не маячил на сцене Моссовета. Я так думаю. Ну числится и числится артист, но лучше б его не было. Здесь могу одно сказать: я им испорчу жизнь, потому что не уйду. Они не придумают способ, как меня убрать — я не сорвусь, не сорву спектакль, а по-другому никак, так как я народный артист, у меня слишком большой стаж.
Но сил, наверно, больше, чем на два спектакля.
Нет, мне бы вот это играть хорошо. И еще какое-нибудь кино. Больше ничего не хочу. Я и думать сейчас ни о чем не могу, кроме «Маскарада».